Писатель Алексей Никитин (справа) и дирижер Кирилл Карабиц беседуют о том, кто есть кто в современном музыкальном мире и как он связан с Украиной.
Начиная с певчих, которых в XVIII веке сманивали из Киева в Москву и Санкт‑Петербург, музыка всегда была одной из основных статей украинского экспорта. Писатель Алексей Никитин решил провести для Forbes инвентаризацию этой отрасли. Его первый собеседник, 35-летний киевлянин Кирилл Карабиц, входит в число наиболее известных молодых дирижеров мира. С 2009 года Кирилл возглавляет один из старейших музыкальных коллективов Великобритании – Борнмутский симфонический оркестр. В апреле 2012‑го он трижды дирижировал оперу «Евгений Онегин» в Большом театре.
За 15 лет деятельности в Европе Кирилл накопил уникальный опыт сотрудничества с мировыми звездами и готов поделиться им с Украиной. Готова ли Украина к этому?
Кирилл Карабиц: Мир музыкантов строго структурирован. Музыкальный продукт заказывают оркестры, концертные залы, театры, фестивали. Это настоящие «фабрики музыки». У каждого фестиваля есть художественный директор, который планирует программу и решает, какие оркестры он может пригласить в рамках своего бюджета. Или возьмите Большой театр в Москве. У него два огромных зала, репертуарные спектакли, постоянно готовятся новые постановки. Это настоящий конвейер.
Вот с такими крупными структурами и взаимодействуют музыкальные личности. При этом вся предварительная подготовка происходит вообще без их участия. Договариваются театр и агентство. Например, все профессиональные контакты со мной возможны только через Harrison/Parrott.
Агенты знают о жизни музыкального мира абсолютно все. Строить с ними отношения непросто. С одной стороны, вы очень тесно связаны, ведь эти люди планируют ваше время. Когда я звоню агенту, он загружает мой файл и на экране перед ним открывается мое будущее на три года. С другой стороны, это общение лишено живых человеческих эмоций. Если завтра меня не захотят нигде видеть, отношения с агентом испортятся моментально.
Алексей Никитин: Как попадают в высшую дирижерскую лигу?
К.К.: Среди молодых дирижеров очень известен Густаво Дудамель. Он прошел через венесуэльскую систему музыкального образования, которую так и называют – El Sistema. В Венесуэле на протяжении почти 40 лет набирают детей из бедных семей, прямо с улицы, и очень серьезно учат музыке. Из лучших музыкантов собран Молодежный оркестр Венесуэлы имени Симона Боливара. Всемирная известность Дудамеля непосредственно связана с этим оркестром. Они объездили весь мир и стали настоящей сенсацией. Сегодня Дудамель – главный дирижер Лос‑Анджелесского филармонического оркестра. Ему чуть больше тридцати, но он уже практически достиг вершины карьеры.
Из поколения постарше я бы назвал Клаудио Аббадо. Он руководил театром Ла Скала, Венской оперой, Берлинской филармонией. Всему миру известен Зубин Мета, дирижировавший оркестром Римской оперы на знаменитом концерте трех теноров (Пласидо Доминго, Лучано Паваротти и Хосе Каррераса. – Forbes) в 1990 году. Его карьера была сделана фактически на одной видеокассете.
А.Н.: Кого бы вы выделили среди дирижеров, вышедших из республик бывшего Советского Союза?
К.К.: В Британии примерно с десяток оркестров. Пятью из них руководят выходцы из бывшего СССР. Главный, конечно, Валерий Гергиев, Лондонский симфонический оркестр. Лондонским филармоническим руководит москвич Владимир Юровский, Бирмингемским оркестром – Андрис Нельсонс из Риги, Ливерпульским королевским оркестром – Василий Петренко из Питера.
Из бывших советских дирижеров старшего поколения очень востребованы Дмитрий Китаенко и Василий Синайский – главный дирижер Большого театра. Это московская музыкальная элита. Для них выход в Европу всегда был проще, чем для украинских музыкантов.
Весной у меня прошли концерты в Москве. Кто вы думаете их организовал? Мое лондонское агентство! Я попадаю в Большой театр через Лондон как англичанин. Если бы я был просто украинским дирижером, то ни за что не выступил бы в Большом.
А.Н.: Какими качествами должен обладать дирижер?
К.К.: Важно тонко чувствовать отличия в менталитете музыкантов.
В Германии от дирижера ждут предельной ясности. Нужно разложить по полочкам абсолютно все: как строится произведение, что каждый из музыкантов должен делать, почему он должен делать именно это. А затем необходимо жестко требовать выполнения всех установок.
Во Франции наоборот: чем настойчивее требуешь выполнения установок, тем упрямее музыканты будут искать обходные пути.
А.Н.: Остается ли у вас время на музыку для души? Просто послушать джаз?
К.К.: Почти не остается. Хотя случаются и интересные вещи. В декабре я репетировал в Барселоне с Национальным оркестром Каталонии. В паузе вышел попить кофе и, проходя по коридору, услышал из‑за двери очень своеобразную музыку. Это был арабский оркестр Барселоны. Ребята создали микс испанского фламенко и арабских мотивов. Потрясающе. Я до сих пор с ними переписываюсь, хочу придумать что‑то совместное. Но когда, как? Для этого все‑таки должны быть люди, которые помогают осуществлять такие проекты.
Тут мы затрагиваем проблему взаимного доверия, когда бизнес вкладывает деньги в музыкантов, давая им возможность решать какие‑то важные для них и для страны вопросы.
А.Н.: Вам известны примеры такого сотрудничества бизнеса и музыки в Украине?
К.К.: Такие примеры есть, но взаимодействие не всегда правильно организовано. Под некоторые концерты привлекаются огромные средства, но концерты проходят – и ничего не остается. А ведь у слушателя должно возникнуть и сохраниться ощущение сопричастности, переживания чего‑то важного. Музыка способна изменить человека, если качественная игра сочетается с правильно подобранной программой.
Я специально обращаю внимание на украинские темы. Сделал даже двухнедельный украинский фестиваль в Борнмуте. Мы исполняли классические произведения, которые не нуждаются в рекламе, но при этом касаются истории Украины. Например, 63‑я симфония Гайдна не только называется La Roxelane, но и действительно посвящена Роксолане. Или другой пример: почему Яначек написал рапсодию для оркестра «Тарас Бульба»? Это не пустяки, ведь великие композиторы работали целенаправленно, они что‑то искали. Об этом задумываешься, слушая Мусоргского или Вторую («Малороссийскую») симфонию Чайковского. Такая музыка не проходит бесследно, неизбежно возникает вопрос, а кто мы такие? Мне хочется, чтобы люди испытывали тягу к самим себе, к своей культуре.
А.Н.: Как финансируются британские оркестры?
К.К.: В Англии государство дает чуть больше половины, остальное – это частные деньги. В Украине же финансирование идет только от государства, и к этому добавляются гонорары за разовые выступления.
Я пытался, но так и не смог понять, как в Украине организовать фандрайзинг. Например, в оркестре Сан‑Франциско поиском финансирования занимаются 40 человек – целый институт. Каждый день они думают о том, как обратиться к такому‑то бизнесмену, как с ним поддерживать отношения, как рассказать ему о деятельности коллектива.
Или возьмем Россию. Весной я впервые после 1986 года приехал в Москву. Там сегодня очень интересно: много симфонических оркестров и огромное вливание государственных денег. Строятся новые концертные залы, оперные театры, и в каждом – свой оркестр, свой состав певцов. Построенный 10 лет назад Дом музыки – феноменальное здание с несколькими залами. Круглое, стеклянное, с современным оборудованием. В Киеве мне этого не хватает. Да и в целом недостаточно интересных постановок, недостаточно событий.
А.Н.: Как у вас складываются отношения с украинским музыкальным сообществом? Вас ценят? Уважают? Завидуют?
К.К.: Наверное, есть всего понемногу, но в целом отношения хорошие. Я часто дирижирую Национальным оркестром в филармонии. Интересные концерты предлагает ансамбль «Киевские солисты». На фестивале «Контрасты» во Львове я бы хотел продирижировать украинскую программу с симфонией Лятошинского во втором отделении. Эту музыку мне не удается исполнять за рубежом. Ее там просто не знают. Хотя иногда случается так, что англичан можно больше заинтересовать украинской темой, чем самих украинцев.
Когда людям бизнеса начинаешь рассказывать о классической музыке, у них в глазах нет интереса, только скука. А ведь они уже многое повидали, их семьи живут за рубежом, у них есть выбор: пойти в Ковент‑Гарден или в Альберт‑холл…
Меня не покидает ощущение, что Украина только отдает, ничего не получая взамен. Правда, чтобы изменить ситуацию, и усилий никаких не прилагается.
Я был бы счастлив, если бы, скажем, на Оболони, на берегу Днепра, рядом с аквапарком и очередным развлекательным центром, где‑нибудь возле комплекса «Пятый элемент» построили современный концертный зал. И пригласили бы группу молодых людей, уже поживших за рубежом, набравшихся опыта, добившихся заметных результатов, испытывающих сильное желание сделать что‑то полезное. Это стало бы сигналом начала нового времени.
Лучший способ рассказать о стране – познакомить с ее культурой, с ее музыкой. Если сегодня оркестр выступает в Париже, завтра – в Лондоне, послезавтра – в Нью‑Йорке, то за три дня жители трех государств узнают об Украине что‑то новое. Музыка способна удивительным образом менять эмоциональный фон восприятия страны. У Украины такие глубокие и разветвленные корни, такая многогранная культура! Можно поднять потрясающие пласты старинной музыки, но почему‑то этого не происходит. Строят не концертные залы, а аквапарки.
Источник: Форбс
Подписывайтесь на Ukrnews24.net в Telegram, чтобы быть в курсе самых интересных событий.
Последние новости
