Вместо некролога
Композитор такого масштаба не нуждается в биографической справке. Уроженец Одессы Оскар Фельцман был сталинским стипендиатом, когда большинства из нас еще не было на свете. Среди его песен найдутся такие, что могли бы украсить репертуар западных мастеров вокала (кажется, одну из них пела француженка Фрида Боккара), и шуточные номера, под влиянием которых формировали свой стиль легенды магнитиздата Константин Беляев и Александр Шеваловский. Достаточно послушать «Я – не подхалим» в исполнении Афанасия Белова или насмешливо-тоскливые баллады Глеба Романова, на которые словно уже легла тень печального будущего, уготованного этому артисту.
Фельцману несли свои стихи самые известные и самые яркие поэты послевоенных лет: Рождественский, Вознесенский, Кашежева, Наум Олев, Лев Ошанин и громадное количество менее известных авторов-поденщиков.
Слушать и сравнивать все это необычайно интересно сейчас – когда назад вернуть ничего уже нельзя. Вот изысканный и чувственный барокко-поп «Любите при свечах», вполне достойный европейского хит-парада и звучания в каком-нибудь эротическом триллере конца шестидесятых. А вот и Цезарь Солодарь (какие есть на свете имена!) – активист нелепого «антисионистского комитета» с забавным текстом «За советскую власть».
Два варианта – два прочтения. Сталинский лауреат Артур Эйзен и баловень застоя Эдуард Хиль. И как в психоделическом коллаже то и дело выплывает андрогинный (с интонацией Клиффа Ричарда) голос Пьехи, чтобы сообщить, что гусары не «имели джинс»… Власть, допустим, была советская, но «Любите при свечах» – вещь ультрасовременная, ничем не хуже тогдашних опытов Сержа Гензбура. Даже искусно встроченная, как фирменный зиппер в самопальные штаны (какие гусары, такие и джинсы), музыкальная фраза из One Note Samba Антонио Жобима, звучит как пикантный намек: Оскар в курсе всех новинок!
Если вспомнить ныне модное определение «олд скул», сразу вспыхивают имена великих эстрадных певиц «старой школы» в самом благородном смысле слова: Гелена Великанова, Нина Дорда и Тамара Кравцова. Безыдейность и легкомыслие таких послевоенных шлягеров, вполне официальных, заметим, как «Ландыши» или «Мой Вася», позволяет любопытному человеку нового поколения увидеть ту эпоху в несколько ином свете. Нежели ее рисуют профессиональные обличители. Недаром, если не в буквальном смысле «народ», но маргинальные вольнодумцы так лихо сочиняли на мелодии этих песен озорные, подчас хулиганские тексты-пародии: «Ты сегодня мне принес… и сказал что это ландыши» Не говоря уже про «На тебе сошелся клином белый свет», чья уличная версия даже по нынешним понятиям не лезет ни в какие ворота!
Оскар Фельцман родился в Одессе, на Арнаутской, где, если верить, Остапу Бендеру, делалась вся контрабанда, «фейк», как сейчас говорят. Современная музыка как будто тоже делается «на малой Арнаутской». Точней, поп-музыка всегда делалась территориально гораздо ближе, чем мы думали, но в основном по заграничным выкройкам. Важно не «где», а «кем».
Нью-Йорк и Ливерпуль мы узнавали благодаря Гершвину и «Битлз». Жизненный путь и биография композитора – его песни. Даты и адреса, как правило, второстепенны. Воспользуемся привычным путеводителем.
Вот, к примеру, золотая середина брежневской стабильности. Молодой конферансье Лев Шимелов не без кукиша в кармане исполняет благостную и старомодную зарисовку «Хороший у нас участковый», а с другой стороны, смелый аранжировщик (тоже со своим кукишем) вставляет в «Балладу о красках», сразу после слов «в сорок первом, сорок-памятном году» гитарный рифф из классической рок-композиции Sunshine of Your Love!
Сквозь дымчатое марево электрооргана и зловещий, нарастающий бой ударных, совсем юный Александр Лосев чеканным голосом уверяет нас, что «есть глаза у всех цветов…» Глаза, может быть, и у всех, но не у всех таких связи, чтобы в двадцать лет называться не ВИА, а «группой», да еще Стаса, сами понимаете, Намина. Трудно поверить, что музыку написал не Кен Хенсли… Ну и пусть будет у советской молодежи свой маленький «Урия Гипп».
Затаившийся в катакомбах забвения и кафкианском лабиринте Гостелерадио неисчерпаемый Вадим Мулерман, голосом средневекового алхимика-каббалиста умоляет: «Подскажи мне, сердце!»
Песни-заклинания в обществе, чья идеология формально отрицает сверхъестественное, были настоящим оазисом оккультизма. Под видом сказочного фольклора здесь процветали самые пленительные предрассудки и суеверия. Магомаев призывает дарить огонь, как Прометей! И слушатель не подозревает, что его заманивают в первобытную секту огнепоклонников.
Заманивает словами Инны Кашежевой свои языческие грехи посетившая двадцатый век амазонка: «Прости мне, лес!»
Вкрадчивый, но мужественный голос Владимира Макарова зовет «робинзонов» в тайгу, как в другую галактику.
Будущий антисоветчик Владимир Войнович воспевает «Караулы любви» (эстрадный ответ на «Часовых любви» Окуджавы).
«Палаточный город плывет» – призрачный некрополь шестидесятничества со всеми амбициями и надеждами этого неповторимого времени.
Леонард Коэн отечественной интеллигенции – хрупкий и невероятно искренний (по голосу слыхать) Валентин Никулин поет о друге.
Солист ансамбля «Поющие сердца» (колыбель недолговечного эмигрантского проекта Black Russians) с отчаянием жреца-прорицателя, семь (!) раз выпаливает: «…для меня любовь – беда! Беда! Беда! Беда! Беда! Беда! Бе-да!»
Наиболее яркий пример превращения песни двух именитых авторов в городской фольклор, это, конечно, «Первый лед», больше известный как «Плачет девушка в автомате», которую в буквальном смысле «От Одессы до Херсона» знало наизусть целое поколение чутких к пикантным намекам, не избалованных дарами сексуальной революции, советских подростков. Этот легкомысленный шлягер был востребован и во времена «Песняров», и позднее, когда «русский рок» коснулся куда более запретных тем, чем первое причастие, или, по выражению Бунина – «месса пола».
И все это на музыку Оскара Фельцмана. Шедевры-невидимки и песни, снискавшие любовь целых поколений. Трудно поверить, что и «Мой Вася», и «За полчаса до весны» написал один и тот же человек, а не династия потомственных мелодистов, посвященная в магические тайны мастерства.
Послушайте, как исполняет напрочь позабытую «Зачем» ранняя Пугачева. Оцените необузданное вуду народной демократии, когда «Ходит песенка по кругу, паясничая как Screamin’ Jay Hawkins, исполняет Янош Коош. «Так пришлось» и «Три минуты молчания» (эстрадный ответ на «Спасите наши души» Высоцкого), спетые Магомаевым, и вы начнете понимать роль неимоверно обаятельного создателя этих песен в формировании того, что принято называть эпохой, цивилизацией, историей…
«Песня – наш горизонт… Песня – это многоголосый, чуткий рупор», – отметил когда-то Оскар Фельцман, говоря о своей замечательной коллеге, поэтессе Инне Кашежевой.
Для человека двадцатых годов рождения у него было поразительное чутье на новые ритмы, смелый новый стиль. Это сродни способности путешествовать во времени. Не очень далеко – лет на десять, от силы двадцать. А возможно, и гораздо дальше – кто знает… Песня – наш горизонт…
Подписывайтесь на Ukrnews24.net в Telegram, чтобы быть в курсе самых интересных событий.
Последние новости
